В 1755 г. в семье Виже родилась дочь Луиза-Элизабет, которая унаследовала от матери красоту, а от отца его художественные способности и любовь к искусству. В монастырской школе, куда отправили Элизабет ее родители в десятилетнем возрасте, учителя ворчали на нее за недостаток уважения к грамматике и истории, потому что на полях книг она рисовала маленькие портреты. А отец гордился необыкновенными способностями дочери и предрекал ей будущее художницы. К несчастью, глупая случайность помешала ему убедиться в своей правоте — он умер, подавившись рыбной косточкой, когда девочке едва исполнилось 13 лет. Друзья отца взяли сироту под свое покровительство и устроили в мастерскую исторического живописца Габриэля Бриара, где она стала делать большие успехи. Популярности Элизабет Виже в немалой степени способствовали и ее расцветающая красота, необыкновенная свежесть и нежность кожи, изящество и стройность фигуры, редкий дар остроумия.
   Впоследствии историки искусства напишут, что слава Элизабет разнеслась по Парижу именно тогда, когда ее ровесница австрийская принцесса Мария-Антуанетта покинула свою родину и отправилась во Францию, чтобы вскоре стать ее королевой. Пройдет еще несколько лет — и их пути пересекутся. А в год восшествия на престол Людовика XVI и Марии-Антуанетты, т.е. в 1774 гг. Элизабет Виже, едва достигшая девятнадцатилетнего возраста, была избрана в члены Академии св. Луки.
   Среди ее почитателей фигурировали не только королева и представители высшей знати, но и философ-просветитель Даламбер и теоретик нового классицизма Лагарп. К тому времени, выйдя замуж, Элизабет присовокупила к девичьему имени фамилию мужа. Кстати, из-за того, что он занимался продажей картин, Академия долго время не соглашалась принять ее в свои ряды, несмотря на несомненный талант.
   С автопортрета, созданного в 1789 г., смотрит счастливая мать, обнимающая порывисто прильнувшую к ней девочку. Молодая женщина причесана с легкой небрежностью, ее волосы перехвачены атласной лентой. Светлое платье, обнажающее плечи и руки, напоминает античную тунику. В этом портрете отразилось то увлечение античностью, которое во Франции стало модным в конце XVIII века. Виже-Лебрен оно вдохновляло не только в творчестве, но и на устройство «греческих вечеров». На них художница и ее друзья в классических туниках и тогах собирались вокруг стола, уставленного этрусскими вазами, и пели под аккомпанемент лиры гимны Глюка. Эти вечера впоследствии дали повод для клеветнических рассказов о потраченных на них средствах. Один из таких ужинов обошелся художнице всего в 15 франков, но молва увеличила эту сумму до 20 тысяч, а когда Виже-Лебрен в изгнании приехала в Петербург, там она услышала, что пресловутый ужин стоил 80 тысяч франков. Так на репутации художницы отразилась непопулярность королевы, впавшей в немилость у народа.
   На протяжении десяти лет Виже-Лебрен была не только любимой портретисткой Марии-Антуанетты, но почти ее подругой. Однако портреты королевы несут в себе мало индивидуального. На них она неизменно предстает в торжественной позе, а ее холодный взгляд и окружающая роскошь говорят об особом положении сиятельной особы. Художница рассказывала, что старалась, насколько возможно, придать женщинам, которых изображала, позу и выражение, соответствующие их характеру.
   В первые дни революции Элизабет Виже-Лебрен вынуждена была эмигрировать из Франции вместе с дочерью. Тогда она еще не знала, что проведет в изгнании 12 лет, так как имя ее попало в списки эмигрантов, которым под страхом смертной казни запрещалось возвращение на родину. Объехав едва ли не все страны Европы, Виже-Лебрен повсюду пользовалась большим успехом. Вероятно, немалую роль в этом играли и ее личные качества, ее ум, такт, умение находить общий язык с людьми самых разных кругов: от королей и министров до купцов. В 1795 г. художница прибыла в Петербург, где нашла много своих друзей, бежавших от революции. Ее встретили с почетом, приняли в члены Императорской Академии художеств. В Петербурге она провела шесть плодотворных лет, здесь выдала, правда, против своей воли, дочь замуж за русского господина Нигриса, а потом вернулась в Париж. На склоне лет художница напишет мемуары, которые будут почти так же популярны, как ее живопись.